– Вы встречаетесь с ним?

– Встречаюсь? Не встречаюсь. Раз в неделю он приходит сюда и приносит в починку часы. Потом за ними приходит. А что вам от меня надо? Говорите прямо, что вы от меня хотите. Я догадываюсь, в чем дело, читал об этом в газетах.

Он даже не отвернулся от рабочего стола. Лупа у правого глаза, в руке пинцет. С самого начала было видно, что он не любит Альбера Гая. Он говорил медленно, но рассказывал сам. Инспектору Белеку не надо было его ни о чем спрашивать.

– Вы только послушайте. Моя сестра порядочная и благо нравная женщина. И ее муж, Питр, тоже. Но она глупа и доверчива. Я знаю, что она вам сказала, читал в газете. Но если вы думаете, что она поделилась со мной какой-нибудь долей тайны, то ошибаетесь. Единственное, что могло бы вас заинтересовать, заключается в следующем. Это было где-то 20 августа. Гай пришел, как обычно, с часами и спросил меня, не знаю ли я кого-нибудь, кто разбирается в динамите. Он заявил, что купил в Сет-Иле участок, собирается выкорчевывать пни при помощи динамита. Я вспомнил одного клиента, его звали Овид Коте, он был из Чарлисбурга. Работал подрывником на строительстве дорог. Вы не поверите, это было случайностью, но в ту же самую минуту кто-то постучал в дверь и оказалось, что это Коте пришел с поломанным будильником. Тогда я их познакомил.

– А что было дальше?

– Ничего. Они ушли. Я не ясновидящий, чтобы знать, о чем они разговаривали.

– Вы часовщик, господин Руст, – осторожно начал инспектор Белек. – Во взрывных устройствах иногда используют часовой механизм. Не делали ли вы что-нибудь подобное?

– Делал. Для Гая. Где-то в начале сентября. Он пришел со старым будильником и попросил сделать ему в циферблате дырку. Точно под двенадцатью.

– Он сказал вам зачем?

– Да. Сказал, что хочет взорвать тот динамит.

– А что было дальше?

– Ничего. Он ушел. А примерно через неделю взорвался самолет.

Следователи обычно с некоторым недоверием относятся к болтливым свидетелям, а Женеро Руст говорил очень много. Это можно было объяснить двумя причинами. Или у него не чиста совесть, и он хочет свалить вину на кого-нибудь другого, или хочет отвлечь внимание от главных фактов. Было проверено, что в Чарлисбурге действительно живет Овид Коте, что он приходил в часовую мастерскую, где познакомился с Альбером Гаем, говорил с ним о взрывчатке и предостерегал, чтобы и не думал сам взрывать, а то в лучшем случае окажется в больнице. Что это? Часть правды, которую Женеро Руст использовал в игре, чтобы скрыть большую ложь, или он действительно не был ни в чем замешан? Инспектор Гуйеметт не верил в случайные совпадения и решил продолжать расследование.

Полицейские получили разрешение на обыск и обшарили часовую мастерскую Руста и его грязное логово. Пригласили на помощь научных сотрудников криминальной лаборатории Фран-шера Пепена и Бернарда Пекле, но не обнаружили ничего достойного внимания. Только кусок старого гофрированного картона. Он был грязный, с многочисленными темными пятнами.

Пепен и Пекле отправились с этим куском картона в Монреаль, чтобы исследовать его в лаборатории. И вскоре многое прояснилось.

– Ну вот, господа, прошу внимания, – сказал Франшер Пепен, когда вернулся в Квебек. – Часовщик отнюдь не тот невинный агнец, каким прикидывается. В своей мастерской он изготовил и даже испытал, что точно установлено, взрывное устройство для мины. В качестве глушителя он использовал гофрированный картон, чтобы капсюли не разлетелись у него по мастерской. Мы провели в лаборатории точно такие же испытания, взорвали капсюли в гофрированном картоне, и анализы однозначно подтверждают, что остатки на картоне имеют идентичный химический состав. Можно с уверенностью сказать, что Руст испытал в своей мастерской капсюли, а затем, вероятно, собрал часовой механизм, при помощи которого был произведен взрыв.

Они собрались и поехали в мастерскую Руста. На этот раз их беседа не была долгой. Часовщик признался во всем.

– Боялся вам об этом сказать, потому что вы решили бы, что я причастен к взрыву самолета. Я действительно сделал Гаю часовой механизм с включателем. Он принес мне все, положил на стол и сказал, чтобы я собрал и испробовал. Капсюли тоже принес. Но все время повторял, что это надо для выкорчевки пней.

– И вы ему поверили. Часовой механизм для выкорчевки пней!

– А почему бы и нет, инспектор? Он боялся, как бы его не ранило. Хотел иметь возможность уйти подальше, прежде чем раздастся взрыв.

– Значит, пни?

– Конечно.

– А что об этом вы думаете теперь?

– Когда случилась трагедия с самолетом, то он появился у меня в мастерской и сказал: «Смотри, Руст, если что-нибудь сболтнешь полиции, то сразу отправишься в ад. Я об этом позабочусь!»

Альбер Гай даже под тяжестью этих свидетельств не сознался.

Не признался в массовом убийстве и 23 февраля 1950 года перед судьей Севиньи и двенадцатью присяжными. Он упорно утверждал, что невиновен, даже тогда, когда улики говорили об обратном. Присяжные советовались всего семнадцать минут. Единогласно Альбер Гай был признан виновным. Согласно канадским законам он был приговорен к смертной казни.

Его отвезли в тюрьму Бордо недалеко от Монреаля и посадили в камеру смертников. Только там, перед самой казнью, он написал признание на четырнадцати страницах. Он обвинил Мар-герит Питр и ее брата Женеро Руста, которые якобы с ним вместе за вознаграждение и по корыстным мотивам подготовили взрыв самолета DC-3. 12 января 1951 года он окончил свою жизнь на виселице. Женеро Руст был казнен в 1952 году, а Маргерит Питр – год спустя. Еще долго после этого говорили, что расследование массового убийства пассажиров из-за несовершеннолетней любовницы стало одним из самых громких дел в истории канадской криминалистики.

БЕЗУМНЫЙ ИЗБАВИТЕЛЬ

В 1931 году вокзалы были перекрестками всех дорог. Пропитанные паровозным дымом и романтикой далей, они притягивали искателей приключений и мечтателей. На будапештском Восточном вокзале 12 сентября стоял один из экспрессов, курсирующий по Европе. Вдоль вагонов пробегали продавцы газет, горячих беляшей, сосисок и пива, носильщики заносили, в купе чемоданы пассажиров.

– Поспешите с посадкой. Экспресс Вена – Париж – Остенде – Лондон отправляется в двадцать три тридцать. Поспешите с посадкой, пожалуйста, – выкрикнул проводник в синей униформе и уже приготовился закрыть дверь.

Свисток и удар в гонг дежурного по станции, машинист добавил пару, паровоз вздрогнул, колеса медленно прокрутились, экспресс тронулся с места. Последние прощальные взмахи из окон. Длинная вереница вагонов выезжает с вокзала.

Недалеко от станции Торбадь (сегодня – Биаторбадь) расположен виадук, нависший над долиной на высоте двадцать пять метров. В ноль часов двенадцать минут темноту раскололи яркие лучи паровозных фар. Поезд въехал на мост. Ослепительная вспышка озарила ночь, и в долине раздался грохот. Поезд сошел с рельсов, длинные спальные вагоны один за другим полетели вниз. Скрежет стали, звон стекла, шипение вырывающегося пара и крики пассажиров. Под мостом возвышалась гора разбитых вагонов.

В архивах Главного управления венгерской государственной полиции сохранился протокол № 2343 за 1931 год: «12 сентября 1931 года с будапештского Восточного вокзала точно по расписанию в 23.30 отправился скорый поезд ФД-10 Будапешт – Вена. В 0 часов 12 минут он двигался от участка № 299 к участку № 301 дороги Будапешт – Хедетхалом по железнодорожному виадуку Торбадь. Когда паровоз находился примерно на половине моста через долину, произошел взрыв. Состав сошел с рельсов. Паровоз, тендер и почтовый вагон, затем бельгийский вагон с местами третьего и четвертого классов, спальный вагон до Остенде, французский купейный вагон CFR АВ-4 и спальный вагон до Вены рухнули с моста. Они упали с высоты 25 метров 58 сантиметров. 22 пассажира погибли, 117 получили ранения различной тяжести».

Ближайший вокзал находился в семи километрах от места трагедии. Начальник станции Йожеф Андьял первым прибыл к виадуку. Он даже не мог никому помочь. У него не было для этого никаких технических средств. Возле полотна дороги он нашел остатки взрывчатки. Вскочив на дрезину, он вернулся на станцию, откуда сообщил о случившемся в Будапештское полицейское управление.